Воздух был душен даже в эти утренние часы, предвещая палящий полуденный зной, — раскаленное солнце в беспощадной, сверкающей синеве небес. Улица за окном безмолвствовала. Ни скрипа колес в тишине, ни топота марширующих ног, подымающих красную пыль. Из соседних домов не доносилось певучих негритянских голосов, из кухонь не тянуло аппетитным запахом утренней стряпни: все соседи, за исключением миссис Мид и миссис Мерриуэзер, уехали в Мейкон. Но и из этих двух домов не долетало ни звука. Дальше, в торговой части улицы, тоже было тихо: магазины и конторы закрыты, заколочены досками, а их владельцы рассыпались по округе с винтовками в руках.

В это утро тишина показалась Скарлетт еще более грозной, чем накануне, чем во все зловеще тихие дни минувшей недели; ей уже не захотелось, как прежде, понежиться, потянуться, зарыться поглубже в подушки, она торопливо поднялась с постели и подошла к окну в надежде увидеть хоть чье-то знакомое лицо, хоть что-нибудь, что могло бы поднять ее дух. Но улица была пустынна. Ей бросилось в глаза, что все еще зеленая листва деревьев пожухла под толстым слоем красной пыли, а цветы перед домом увяли без ухода.

«Гроза!» — подумалось ей, и, как у всякой сельской жительницы, следом пришла с детства привычная мысль: «Да, дождь нам сейчас необходим». Но в следующую секунду она уже поняла: «Дождь? Нет! Какой там дождь! Это пушки!» С бьющимся сердцем она перегнулась через подоконник, ловя ухом далекий гул, стараясь определить, с какой стороны он доносится. Но глухие раскаты были слишком далеки. «О господи! — взмолилась она. — Хоть бы из Мариетты! Или из Декейтера! Или с Персикового ручья! Только бы не с юга! О, лишь бы не с юга!» Она крепче ухватилась за раму окна, напрягая слух. Далекие раскаты стали слышней. И они доносились с южной стороны города.

Пушки с юга! А там, к югу от города, — Джонсборо и Тара и… Эллин!

Может быть, сейчас, сию минуту, янки уже в Таре! Она снова прислушалась, но кровь стучала у нее в висках, заглушая все звуки. Нет, это но из Джонсборо. Стрельба была бы слышна слабее, не так отчетливо: Джонсборо слишком далеко от Атланты. Но янки, должно быть, милях в десяти отсюда по дороге на Джонсборо, может быть, у маленького селения Рафэнд-Реди. Впрочем, оттуда до Джонсборо тоже едва будет десять миль.

Пушки били с юга. Быть может, это был похоронный звон, возвещавший конец Атланты. Но Скарлетт, теряя голову при мысли о грозящей ее матери опасности, понимала лишь одно: стреляют с юга — значит, близко от Тары. Ломая руки, она принялась ходить по комнате из угла в угол, и впервые за всю войну мысль о том, что армия конфедератов может потерпеть поражение, явилась ей во всем сбоем ужасном значении. Сознание, что солдаты Шермана, быть может, подходят к Таре, заставило ее впервые подумать о возможности столь страшного исхода войны, охватить разумом весь ужас происходящего, сделало то, чего не могли сделать ни рев снарядов, от которого разлетались стекла в окнах, ни голод, ни отсутствие одежды, ни сотни умиравших на ее глазах людей. Солдаты Шермана в нескольких милях от Тары! И если даже их побьют, они, отступая, могут выйти к Таре. И куда укрыться тогда Джералду с тремя больными женщинами на руках!

О, если бы только ей очутиться сейчас дома, с ними, пусть бы даже там были янки! Босиком, в ночной рубашке, путавшейся между ног, она металась по комнате, а страшное предчувствие беды все крепло и крепло. Она хочет домой, домой! К Эллин!

Снизу, из кухни, донесся звон посуды: Присси готовила завтрак. Но Бетси, кухарки миссис Мид, не было слышно. Тонкий, пронзительный голос Присси затянул уныло:

— «Еще день, ото дня свою ношу нести…» Ее пение действовало Скарлетт на нервы, печальные слова тревожно бередили душу, и, накинув капот, она выбежала на площадку лестницы, отворила дверь на черный ход и крикнула:

— Присси! Заткнись, перестань выть!

— Да, мэм, — угрюмо прозвучало в ответ, и Скарлетт глубоко вздохнула, устыдясь своей внезапной вспышки.

— Где Бетси?

— Не знаю. Не пришла.

Скарлетт направилась к спальне Мелани, приотворила дверь и заглянула в залитую солнцем комнату. Мелани в ночной рубашке лежала в постели, глаза у нее были закрыты, под глазами — черные круги, отекшее личико утратило свой нежный, напоминавший сердечко овал, стройное тело стало уродливо бесформенным. Поглядел бы Эшли на нее сейчас, мелькнула у Скарлетт злорадная мысль. Ни одна беременная женщина не казалась Скарлетт такой безобразной, как Мелани. Словно почувствовав на себе взгляд, Мелани открыла глаза, и слабая приветливая улыбка озарила ее лицо.

— Входи же, — позвала она, неуклюже поворачиваясь на бок. — Я проснулась на заре и все время думала, и знаешь, Скарлетт, я хочу попросить тебя кое о чем.

Скарлетт вошла в спальню и присела на залитую нестерпимо ярким солнцем постель.

Мелани взяла руку Скарлетт и мягко, доверчиво ее пожала.

— Дорогая, — сказала она, — я слышала стрельбу и очень расстроилась. Это со стороны Джонсборо?

— Угу, — пробормотала Скарлетт, и сердце у нее снова болезненно заколотилось.

— Я понимаю, как ты тревожишься. Я знаю, ты бы уехала домой еще на прошлой неделе, когда узнала, что твоя мама больна. Ты осталась только из-за меня, верно?

— Верно, — безжалостно подтвердила Скарлетт.

— Скарлетт, дорогая, ты так добра ко мне. Родная сестра не могла бы быть добрее и самоотверженнее тебя. И я еще больше люблю тебя за это. Мне очень больно, что я стою у тебя на пути.

Скарлетт смотрела на нее молча. «Она любит меня? Вот идиотка!» — Послушай, Скарлетт, я лежала и думала и решила обратиться к тебе с очень большой просьбой — Она снова, крепче, сжала ее руку. — Если я умру, ты возьмешь моего ребенка?

Широко раскрытые, лихорадочно блестевшие глаза Мелани были устремлены на нее с нежной и настойчивой мольбой.

Скарлетт выдернула руку, чувствуя, как ее охватывает страх. От неожиданности и испуга голос ее прозвучал грубо.

— Не будь идиоткой, Мелли! Ты не умрешь. Каждой женщине, когда она ждет первого ребенка, кажется, что она умрет Я знаю, со мной тоже так было.

— Нет, неправда. Ты никогда ничего не боишься. Ты это говоришь, просто чтобы подбодрить меня. А я не боюсь умереть, но боюсь за маленького, если Эшли… Скарлетт, обещай, что ты возьмешь себе моего ребенка, если я умру» Тогда я не буду бояться смерти. Тетушка Питти слишком стара, чтобы воспитать ребенка, а Милочка и Индия — они очень хорошие, только… Я хочу, чтобы моего малютку взяла ты. Обещай мне, Скарлетт. Если это будет мальчик, воспитай его похожим на Эшли, а если девочка… Я хочу, чтобы она была похожа на тебя, дорогая.

— Тысяча чертей! — вне себя воскликнула Скарлетт, вскакивая с постели. — Неужели мало нам несчастий, чтобы ты еще толковала о смерти!

— Прости меня, дорогая. Но дай слово. Мне кажется, все должно совершиться сегодня. Я чувствую, что сегодня. Пожалуйста, обещай.

— Ладно. Обещаю, — сказала Скарлетт, в полном замешательстве глядя на нее сверху вниз.

«Неужели Мелани в самом деле так глупа, неужели она не понимает, что я люблю Эшли? Или она все понимает и потому-то и думает, что я позабочусь о его ребенке?» Скарлетт с трудом подавила бешеное желание задать ей этот вопрос — он уже готов был слететь у нее с языка, но тут Мелани снова взяла ее руку и приложила к своей щеке. Взгляд ее стал спокоен.

— Почему ты думаешь, что это будет сегодня, Мелли?

— У меня с рассвета начались схватки, правда еще не очень сильные.

— Вот оно что! Почему же ты не позвала меня? Я сейчас пошлю Присси за доктором Мидом.

— Нет, пока не надо, Скарлетт. Ты знаешь, сколько у него дел, как они все там заняты работой. Просто сообщи ему, что он может нам понадобиться сегодня. И пошли за миссис Мид, попроси ее прийти, посидеть со мной. Она будет знать, когда настанет время посылать за доктором.

— Да перестань ты разыгрывать из себя святую. Сама знаешь, что доктор нужен тебе не меньше, чем им там в госпитале. Я пошлю за ним сейчас же.